Сон в зимнюю ночь – мир заснеженных древних гор.
Я умер в объятиях разгорячившейся стали.
Не пойте над телом священный надгробный вздор,
Позвольте уйти в туманно-дождливые дали.
Где растворяется тень нашей тщетной мечты,
Где просыпается сине-зелёное море,
Где всем частицам заснувшей на поле души
Открыта свобода на пышном и диком просторе.
Тихий навязчивый шепот ласкает слух.
Гулкий твой голос, Ветер норманнского севера.
И в рыцаре старом не умер народный дух.
Он с трепетом верит в удачу зелёного клевера.
Снег залепляет на камнях застывшую кровь.
Серое небо свисает над павшими в грозной битве.
Беспечное солнце нескоро появится вновь.
И дети не будут петь о погибших в молитве.
Она возвышалась над травами горных лугов.
Шелка её платья прозрачного волны ветров развевали.
Средь золота локонов блеск дорогих жемчугов.
В лазурных глазах след застывшей безмолвной печали.
Моя королева, страна Ваших предков сгорела дотла.
За мир на отцовской земле мы бок о бок сражались.
А зло пировало в багровой крови у большого котла.
И войны ночной тишины, словно дети, боялись.
Вдруг что-то заноет в груди да потянет в морскую даль.
Но нет там спасения, нет сожаления в пучинах.
А душу подхватит и унесёт февраль,
К развалинам замка на мёртвых бескрайних равнинах.
Прошу не грустить обо мне госпожа-королева.
Для вашего сына я стал бы хорошим отцом.
Но нам не спастись от небесного страшного гнева
Найдите то счастье, что станет прекрасным концом.
Не позабудьте о нас, о моя королева!
Не позабудьте, чью кровь вы несете в себе.
Бурей рожденная, гордая, смелая дева,
Сердце врага разрубившая в этой жестокой войне.
И не поможет в бою скандинавская твёрдая вера.
Все будем гнить в пропитавшейся кровью земле.
Жарко целуйте пред смертью меня, королева.
Жарко целуйте в дьяволом проклятой мгле.
Вечны легенды да вечны людские сказанья.
Но нас в них нет, и, конечно, не будет потом.
А поцелуи сильнее любого признания.
Пусть я умру, согреваясь Вашим теплом.
J.F.
Я умер в объятиях разгорячившейся стали.
Не пойте над телом священный надгробный вздор,
Позвольте уйти в туманно-дождливые дали.
Где растворяется тень нашей тщетной мечты,
Где просыпается сине-зелёное море,
Где всем частицам заснувшей на поле души
Открыта свобода на пышном и диком просторе.
Тихий навязчивый шепот ласкает слух.
Гулкий твой голос, Ветер норманнского севера.
И в рыцаре старом не умер народный дух.
Он с трепетом верит в удачу зелёного клевера.
Снег залепляет на камнях застывшую кровь.
Серое небо свисает над павшими в грозной битве.
Беспечное солнце нескоро появится вновь.
И дети не будут петь о погибших в молитве.
Она возвышалась над травами горных лугов.
Шелка её платья прозрачного волны ветров развевали.
Средь золота локонов блеск дорогих жемчугов.
В лазурных глазах след застывшей безмолвной печали.
Моя королева, страна Ваших предков сгорела дотла.
За мир на отцовской земле мы бок о бок сражались.
А зло пировало в багровой крови у большого котла.
И войны ночной тишины, словно дети, боялись.
Вдруг что-то заноет в груди да потянет в морскую даль.
Но нет там спасения, нет сожаления в пучинах.
А душу подхватит и унесёт февраль,
К развалинам замка на мёртвых бескрайних равнинах.
Прошу не грустить обо мне госпожа-королева.
Для вашего сына я стал бы хорошим отцом.
Но нам не спастись от небесного страшного гнева
Найдите то счастье, что станет прекрасным концом.
Не позабудьте о нас, о моя королева!
Не позабудьте, чью кровь вы несете в себе.
Бурей рожденная, гордая, смелая дева,
Сердце врага разрубившая в этой жестокой войне.
И не поможет в бою скандинавская твёрдая вера.
Все будем гнить в пропитавшейся кровью земле.
Жарко целуйте пред смертью меня, королева.
Жарко целуйте в дьяволом проклятой мгле.
Вечны легенды да вечны людские сказанья.
Но нас в них нет, и, конечно, не будет потом.
А поцелуи сильнее любого признания.
Пусть я умру, согреваясь Вашим теплом.
J.F.